Священная книга оборотня - Страница 81

К оглавлению

Он нахмурил брови.

— Не смей так даже говорить!

— А ты не смей говорить мне «не смей», понял?

— Моя девушка пойдет на панель… В голове не укладывается.

— «Моя девушка, моя девушка…» Когда это ты меня приватизировал?

— Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какой-то Достоевский.

— Да е… я твоего Достоевского, — не выдержала я.

Он поглядел на меня с интересом.

— Ну и как?

— Ничего особенного.

Мы оба засмеялись. Не знаю, чему смеялся он, а у меня причина была. Из уважения к русской литературе я не стану приводить ее на этих страницах, скажу только, что красный паучок из «Бесов» полз в свое время по подолу моего сарафана… Ах, скольким титанам духа я сделала свой маленький смешной подарок! Единственное, чего мне по-настоящему жаль — что не довелось поднести к губам Владимира Владимировича Набокова так мастерски расписанного им кубка. Но в совке были проблемы с выездом. Пусть же это повиснет еще одним злодеянием на совести мрачного коммунистического режима.

К счастью, зарождающаяся ссора кончилась смехом. Я чуть не совершила ошибку — никогда не следует прямо перечить мужчине, особенно если его обуревают сомнения в собственной значимости. Надо было сперва понять, что у него на уме.

— Хочешь вернуться на нефтекачку? — спросила я.

— Нет. Не туда. Теперь там Михалыч воет.

Я догадалась, что за время своего отсутствия он установил контакт с внешним миром — возможно, виделся с кем-то или говорил по телефону. Но я не стала проявлять лишнего любопытства на этот счет.

— Михалыч? Но ведь когда он выл, череп не плакал.

— А они новую технологию придумали. К пяти кубам кетамина добавляют три куба перевитина, а после укола пускают ток.

— Через череп?

— Через Михалыча.

— Вот извращенцы.

— Не говори, — сказал он. — Так они его за год угробят.

— Михалыча?

— Да этому Михалычу все один хрен. Череп угробят. Он и так уже от слез весь в трещинах… Временщики. Нефть идет, деньги капают — и ладно. А что завтра будет, никто даже думать не хочет.

— Слушай, а что это за череп? — решилась я задать давно мучивший меня вопрос.

— А вот этого я сказать не могу, — сразу поскучнел он. — Государственная тайна. И вообще, не надо о моей работе.

Меня не удивляло, что он до сих пор считал контору своей работой. Есть места, откуда нельзя уволиться по собственному желанию. Но я не ожидала, что он захочет вернуться к людям, пославшим в него три серебряных пули. Впрочем, я ведь даже не знала, кто и почему это сделал — он ничего не рассказал.

— Куда же ты пойдешь, если не на нефть? — спросила я.

— Сверхоборотню работа найдется.

— Чего? — наморщилась я. — Какому сверхоборотню?

— Мне, — ответил он удивленно.

— Когда это ты стал сверхоборотнем?

— Как когда? А то ты не видела.

— Ты думаешь, что ты сверхоборотень?

— Что значит — думаю? Я знаю.

— Откуда?

— А вот отсюда, — сказал он. — Гляди.

И еще одна летавшая под потолком муха упала на пол. Это выглядело занятно — мухи падали не вертикально, а по параболе, продолжая движение, и походили на микроскопических камикадзе, пикирующих с высоты на врага.

— Кончай быковать, — сказала я. — Какое отношение одно имеет к другому?

— То есть?

— Ну, допустим, валишь ты этих мух. Допустим, ты Пиздец и Гарм. Но почему ты вдруг решил что вдобавок ко всему ты еще и сверхоборотень?

— А кто же тогда сверхоборотень, если не я?

— Я тебе уже говорила, — сказала я. — Сверхоборотень — это метафора. Называть какое-то отдельное существо сверхоборотнем — значит опускаться на очень примитивный уровень.

— Вот на этом примитивном уровне я им и буду, — сказал он примирительно. — Тебе что, жалко, рыжая?

— Нет, так у нас не пойдет. Давай-ка разберемся с этим вопросом.

Он вздохнул.

— Ну давай.

— Вот представь себе, куплю я на Арбате мундир и начну ходить в нем по городу, представляясь генералом ФСБ. Ты мне скажешь, что я не генерал. А я тебя попрошу — ну давай я побуду генералом, что тебе, жалко?

— Это совсем другое дело. Генерал — звание, которое дает определенная структура.

— Вот. О чем я и говорю. Теперь подумай, откуда ты узнал про сверхоборотня. Ведь не от Михалыча услышал, верно?

— Верно.

— Есть, наверно, некая система взглядов, откуда пришло это слово. Сверхоборотень — точно такое же звание, как генерал. Только дает его традиция. И ты к этой традиции имеешь такое же отношение, как я к твоей конторе. Понял, серый?

— А ты, рыжая, конечно, имеешь к этой традиции отношение, да?

— Не просто имею, — сказала я. — Я держатель традиции. Держатель линии, как это правильно называют.

— Какой еще линии?

— Линии передачи.

— То есть ты и тут в полном авторитете? — спросил он. — А не широко ты пальцы раскинула, а? Сможешь столько сразу удержать?

— Не путай мистическую традицию с казино «Шангри-Ла». Держатели линии называются так не потому, что они ее держат, а потому, что они за нее держатся.

Похоже, мой ответ его озадачил.

— А что это такое — линия передачи? — спросил он. — Что по ней передается?

— Ничего.

— Как?

— Так. Ничего. Я столько раз тебе объясняла, что скоро этот чайник поймет.

— А за что же тогда они держатся, эти держатели линии?

— В линии передачи нет ничего, за что можно было бы держаться.

— Я не понимаю.

— Понимать там тоже нечего. Видеть это и означает держаться за линию.

— Хорошо, — сказал он, — а скажи мне тогда вот что, по-простому. Кто-нибудь в мире имеет формальное право называться сверхоборотнем по этой традиции? Пускай даже на самом примитивном уровне?