Решусь сделать одно предположение — только, пожалуйста, не обижайся. Ты уже долго живешь на Западе, и христианская мифологема незаметно дала росток в твоем уме. Подумай сама: ты ждешь, что придет некий сверхоборотень, искупит лисьи грехи и сделает наши души чистыми, как в самом начале времен. Послушай. К нам, оборотням, никогда не придет мессия. Но каждый из нас может изменить себя, выйдя за собственные пределы. В этом и смысл выражения „сверх оборотень“ — тот, кто вышел за свои границы, превзошел себя. Сверхоборотень приходит не с Востока и не с Запада, он появляется изнутри. Это и есть искупление. А путь, который ведет к нему, только один. Да, те самые прописи, от которых тебя тошнит:
1) милосердие;
2) непричинение зла слабым этого мира, животным и людям — хотя бы тогда, когда можно этого избежать;
3) самое главное, стремление понять свою природу.
Если сказать совсем коротко, словами Ницше (чуть приспособленными к нашему случаю), то секрет прост — преодолей звериное! В том, что человеческое ты уже преодолела, сомнений у меня нет:)))
Вспомни уроки медитации, которые ты брала у учителя с Желтой Горы. Поверь, за тысячу с лишним лет, которые прошли с тех времен, не придумали ничего лучше. Атомная бомба, одеколон Гуччи, презерватив с ребристой насечкой, новости CNN, полеты на Марс — все эти пестрые чудеса даже не коснулись тех весов, на которых взвешивается суть мира. Поэтому вернись к практике, и всего через сотню-другую лет тебе не нужен будет никакой сверхоборотень. Если я утомила тебя, извини — но я искренне думала о твоем благе, когда писала эти строки.
Теперь о главном. Дела у меня в последние годы идут неважно. Раньше основной заработок давал один финансист-педофил, который был уверен, что ходит под статьей. Школьный ранец, дневник с тройками — ты понимаешь. Он был сентиментален — ждал встречи, трясся при звуке сирены. Противный, да. Зато я ходила на работу только раз в месяц. А потом его разбил паралич, и мне пришлось искать новые варианты. Больше года основной точкой у меня была гостиница „Националь“. Но там возникли серьезные сложности, когда один клиент соскочил с хвоста. А теперь проблемы обступили со всех сторон. Не уверена, что ты сможешь понять их — слишком сильна русская специфика. Но они очень-очень серьезные.
Догадываюсь, что тебе не до чужих бед. Но все же хочу попросить твоего совета и, возможно, участия. Не перебраться ли мне в Англию? Я уверена, что уживусь среди англичан — них немало повидала в „Национале“, и они кажутся мне вполне приличным народом. Фунты мне дают часто, так что культурного шока со мной не случится. Напиши поскорее, нет ли в Лондоне спокойного места для А Хули?
Люблю и помню,
Как только я послала письмо, зазвонил мобильный. Номер не определился, и мое сердце екнуло в груди. Я догадалась, кто это, еще до того, как услышала голос в трубке.
— Здравствуй, — сказал Александр. — Ты сказала «три дня», но это слишком долго. Могу я увидеть тебя завтра? Хотя бы на пять минут?
— Можешь, — сказала я прежде, чем успела подумать.
— Тогда я пришлю Михалыча. Он позвонит. Целую.
Дверь лифта открылась, и мы с Михалычем вошли в пентхаус. Александр в своей генеральской форме сидел в кресле и смотрел телевизор. Он повернулся к нам, но заговорил не со мной.
— Что, Михалыч, опять ваши обосрались? — спросил он весело и кивнул на длинную жидкокристаллическую панель, показывавшую сразу два канала — по одной половине экрана бегали белые и красные футболисты, а на другой что-то бубнил в темно-фиолетовую бороду похожий на Карабаса Аслан Удоев с пластырем на лбу.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Михалыч смущенно. — Как есть обосрались всем отделом.
— Не выражайся при девушке.
— Так точно.
— А что случилось?
— Да непонятно. Непредвиденные помехи. Кажется, сигнал точного времени наложился.
— Ну как обычно, — сказал Александр. — Как какая хуйня случается, все на технический отдел валят.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
— Не жалко исполнителя?
Михалыч махнул рукой.
— Таких шекспироведов у нас до хрена, товарищ генерал-лейтенант. Шекспиров чего-то не видать.
— Я же тебе ясно сказал, Михалыч, — не ругайся.
Михалыч покосился на меня.
— Так точно. Подготовить справку?
— Не надо справку. Не мое это дело, пусть те, кто затевал, расхлебывают. Я бумаг не люблю. На бумаге оно всегда хорошо выходит, а в жизни, — Александр кивнул на экран, — сам видишь.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
— Можешь идти.
Дождавшись, пока за Михалычем закроется дверь, Александр встал из кресла и подошел ко мне. Я догадалась, что он не хотел проявлять чувств при подчиненном, но все равно притворилась обиженной и, когда он коснулся рукой моего плеча, отстранилась.
— Мог бы сначала со мной поздороваться. А потом уже с этим хреном про футбол трепаться. И вообще, выключи телевизор!
На экране уже не было Удоева — вместо него там появился продвинутый молодой человек с самокатом-трайком. Он задорно закричал:
— Сегодня зажигаем вместе с молодежной командой «Мальборо»!
И тут же погас.
— Извини, — сказал Александр, кидая пульт обратно на журнальный столик. — Здравствуй.
— И потом, что у тебя за язык. Как у пьяного слесаря.
— У меня? — спросил он и показал мне язык. — У пьяного слесаря такой?
Я улыбнулась. Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.