— Уже лучше, спасибо.
— А что у тебя за корзинка в руках?
— Это я тебе принесла, — сказала я застенчиво.
— Ну-ка дай…
Взяв корзинку из моих рук, он разорвал упаковку.
— Пирожки? — спросил он, с недоумением поднимая на меня глаза. — Почему пирожки? Зачем?
Я отвела взгляд.
Его лицо медленно прояснилось.
— Подожди… А я думаю, почему на тебе этот красный капюшон? А-ха-ха-ха!
Залившись счастливым смехом, он обхватил меня руками и усадил рядом с собой на диван. Это движение получилось у него очень естественным, и я не успела оттолкнуть его, хотя собиралась немного поломаться. Впрочем, не уверена, что мне сильно хотелось.
— Это как в анекдоте, — сказал он. — Про Красную Шапочку и волка. Красная Шапочка спрашивает: а зачем тебе, волк, такие большие глаза? Волк говорит: затем, чтобы лучше тебя видеть. Красная Шапочка спрашивает: а зачем тебе, волк, такие большие уши? Чтоб лучше тебя слышать, отвечает волк. А зачем тебе, спрашивает Красная Шапочка, такой большой хвост? Это не хвост, сказал волк и густо покраснел…
— Фу.
— Не смешно?
Я пожала плечами.
— Неправдоподобно. Чтобы волк покраснел. У него же вся морда шерстью заросла. Если он даже покраснеет, как это увидишь?
Александр задумался.
— Вообще да, — согласился он. — Но это же анекдот.
— Хорошо, ты хоть из анекдотов знаешь, кто такая Красная Шапочка, — сказала я. — А то я думала, ты намека не поймешь.
— Что ж я, по-твоему, совсем невежа? — спросил он.
— Невежа — это человек, который невежливо себя ведет. А малообразованный человек, не читающий книг, — это невежда. Ты что имеешь в виду?
Он покраснел — как в своем анекдоте.
— Если я вел себя невежливо, я уже извинился. А насчет того, что я книг не читаю, ты ошибаешься. Каждый день читаю.
И он кивнул на журнальный столик, где лежал детектив в мягкой обложке. Название было «Оборотни в погонах».
— Интересная книга? — спросила я.
— Да так. Не очень.
— А чего ты ее читаешь?
— Понять хочется, почему название такое. Мы все наезды проверяем.
— Кто «мы»?
— Неважно, — сказал он. — К литературе это отношения не имеет.
— Детективы тоже не имеют к ней отношения, — сказала я.
— Ты их не любишь?
Я отрицательно помотала головой.
— Почему?
— А их скучно читать. С первой страницы знаешь, кто убил и почему.
— Да? Если я тебе первую страницу этих «Оборотней» прочту, скажешь мне, кто убил?
— Я и так скажу. Автор, за деньги.
— Хм… Вообще-то да. А что тогда литература?
— Ну, например, Марсель Пруст. Или Джеймс Джойс.
— Джойс? — спросил он, придвигаясь ближе. — Который «Улисса» написал? Я пробовал читать. Скучно. Я, если честно, вообще не понимаю, зачем такие книги нужны.
— То есть как?
— Да его же не читает никто, «Улисса». Три человека прочли и потом всю жизнь с этого живут — статьи пишут, на конференции ездят. А больше никто и не осилил.
— Ну, знаешь ли, — сказала я, сбрасывая «Оборотней» на пол. — Ценность книги определяется не тем, сколько человек ее прочтет. Гениальность «Джоконды» не зависит от того, сколько посетителей пройдет мимо нее за год. У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилия. Но именно из этого усилия и рождается эстетический эффект. Литературный фаст-фуд никогда не подарит тебе ничего подобного.
Он обнял меня за плечи.
— Я тебя один раз уже просил, говори проще.
— Совсем просто могу сказать так. Чтение — это общение, а круг нашего общения и делает нас тем, чем мы являемся. Вот представь себе, что ты по жизни шофер-дальнобойщик. Книги, которые ты читаешь, — как попутчики, которых ты берешь в кабину. Будешь возить культурных и глубоких людей — наберешься от них ума. Будешь возить дураков — сам станешь дураком. Пробавляться детективчиками — это… Это как подвозить малограмотную проститутку минета ради.
— А кого надо подвозить? — спросил он, запуская руку мне под маечку.
— Надо читать серьезные, глубокие книги, не боясь затратить на это усилие и время.
Его ладонь замерла на моем животе.
— Ага, — сказал он. — Значит, если я шофер-дальнобойщик, мне надо посадить к себе в кабину лысого лауреата шнобелевской премии, чтобы он меня две недели в жопу ебал, пока я от встречных машин уворачиваюсь? Правильно я понимаю?
— Ну, знаешь. Так можно все опошлить, — сказала я и замолчала.
Надо же, сама привела в качестве примера дальнобойный минет, за который чуть не сгубила бедного Павла Ивановича. А глупее моего презрительного отзыва о проститутках вообще нельзя было ничего придумать — ведь Александр знал, чем я занимаюсь. Оставалось надеяться, что это сойдет за смирение. Судя по его ответу, так и получилось.
У нас, лис, есть один серьезный недостаток. Если нам говорят что-нибудь запоминающееся, мы почти всегда повторяем это в разговоре с другими, не важно, глупые это слова или умные. К сожалению, наш ум — такой же симулятор, как кожаный мешок-хуеуловитель у нас под хвостом. Это не настоящий «орган мысли» — оно нам ни к чему. Мыслят пускай люди во время своего героического слалома из известного места в могилу. Лисий ум — просто теннисная ракетка, позволяющая сколь угодно долго отбивать мячик разговора на любую тему. Мы возвращаем людям взятые у них напрокат суждения — отражая их под другим углом, подкручивая, пуская свечой вверх.
Скромно замечу, что моя симуляция почти всегда выходит лучше оригинала. Если продолжить теннисную аналогию, я качественно поднимаю любой трудный мяч. Правда, у людей в головах все мячи трудные. Непонятно здесь вот что — кто эти мячи подает? Кто-то из людей? Или подающего надо искать совсем в другом месте, которое и не место вовсе?