Священная книга оборотня - Страница 78

Ах, милый Саша, думала я, ты никогда про это не говоришь. А я не решаюсь спросить… Но ты ведь не жалеешь о своей прошлой жизни — одинокой, неустроенной и волчьей? Ведь со мной тебе лучше, чем одному — правда, милый?

А?

…Y tu, tu contestando:
Quizas, quizas, quizas…

*

Я часто задумывалась, что это за собака, которая отстоит от волка так же далеко, как волк от лисы. Мифологических параллелей было множество, но сама я никогда не встречала такой странной разновидности оборотня. Этот иссиня-черный пес казался безобидным существом, но я нутром чуяла грозную тайну, которая в нем крылась. Все выяснилось случайно.

День начался с легкой ссоры. Мы выбрались в лес погулять, уселись на поваленное дерево, и я решила развлечь его, исполнив старинную китайскую песню на стихи Ли Бо «Луна над горной заставой». Я спела ее очень даже неплохо, только, пожалуй, слишком высоким голосом — в древнем Китае это особенно ценилось. Но мое мастерство расшиблось о кросс-культурный барьер — когда я кончила петь, он покачал головой и пробормотал:

— И как я, русский офицер, дошел до такой жизни?

Я так обиделась, что даже покраснела.

— Да ладно тебе, какой ты русский офицер? Так, бригадир мокрушников.

— Мы невиновных не убиваем, — сказал он сухо.

— А пушкиниста Говнищера кто на смерть послал? Думаешь, не знает никто?

— Какого пушкиниста Говнищера?

— Или как его звали… Ну этого, который еще за сигарету минет делал…

— Слушай, у тебя, по-моему, что-то с психикой. То у тебя рыбья голова медведем работает, то какой-то Говнищер гибнет, а я во всем виноват.

— Я просто хотела сказать, что рыльце у тебя в пушку, и я в курсе. Только я тебя и с этим пушком люблю.

— Вот оттого у меня все проблемы, — сказал он тихо, — что ты меня любишь.

Я не поверила своим ушам.

— Что? Ну-ка повтори!

— Шучу, шучу, — торопливо сказал он. — Ты все время шутишь, ну и я пошутил.

Самое ужасное, что его слова были чистой правдой. И мы оба это понимали. Установилось тяжелое молчание.

— А Говнищера мы не на смерть посылали, а на подвиг, — сказал он через минуту. — И память его марать не надо.

Правильно, надо было сменить тему.

— То есть что, он знал? — спросила я.

— Какой-то частью сознания наверняка.

— Значит, упрекнуть себя не в чем?

Александр пожал плечами.

— Во-первых, — сказал он, — у нас заявление есть, которое он в сумасшедшем доме написал: «Хочу увидеть Лондон и умереть», дата и подпись. А во-вторых, нас по гуманитарным аспектам эксперт консультировал. Сказал, что все нормально.

— Это Павел Иванович? — догадалась я.

Александр кивнул.

— А как он вообще стал на вас работать? Я имею в виду, Павел Иванович?

— Ему показалось важным, чтобы мы узнали о его покаянии. Странно, конечно, но зачем отталкивать человека. Особенно если искренне покаялся. Нам ведь всегда нужна информация — ну там по культуре, чтоб знать, кто с нами, а кто нет. Консультации опять же. Так и прижился… Ладно, замнем. Бог с ним, с этим Говнищером. Если, конечно, не врут имамы.

После этого мы не обменялись ни единым словом до самого вечера — я дулась на него, а он на меня: сказано с обеих сторон было достаточно. Вечером, когда молчание надоело, он начал спрашивать у меня подсказки для кроссворда.

Он в тот вечер был в человеческом теле, и от этого в комнате делалось особенно уютно. Я лежала на циновке под лампой и читала очередную книгу Стивена Хаукинга — «Теория Всего» (не больше и не меньше). Вопросы Александра отвлекали меня от чтения, но я терпеливо отвечала на них. Некоторые веселили меня даже больше, чем книга.

— А как правильно пишется — «ги-е-некологическая» или «гинекологическая»?

— Гинекологическая.

— Тьфу ты. Тогда все сходится. А я думал, там «е» после «и».

— Это потому, что ты подсознательно считаешь женщин гиенами.

— Неправда, — сказал он и вдруг засмеялся. — Надо же…

— Что там еще?

— Гинекологическая стоматология.

— Что — «гинекологическая стоматология»?

— Два слова в кроссворде стоят в линию. «Гинекологический» и «стоматология». Если вместе прочитать, смешно.

— Это тебе от необразованности смешно, — сказала я. — А такая культурологическая концепция существует на самом деле. Есть американская писательница Камилл Палья. У нее… То есть не у нее. Скажем так, она оперирует понятием «vagina dentata». Зубастая вагина — это символ бесформенного всепожирающего хаоса, противостоящего аполлоническому мужскому началу, для которого характерно стремление к четкой оформленности.

— Я знаю, — сказал он.

— Откуда?

— Читал. Причем много раз.

— У Камилл Палья? — спросила я с недоверием.

— Да нет.

— А где?

— В Академии ФСБ.

— Контрпромывание мозгов?

— Нет.

— Где же именно? — не отставала я.

— В стенгазете, — сказал он неохотно. — Там был раздел «улыбки разных широт». А в нем такая шутка: «Что страшней атомной войны? Пизда с зубами».

Чего-то подобного я и ожидала.

— А почему много раз?

— А ее три года не меняли, стенгазету.

— Да, — сказала я. — Ясная картина.

Видимо, моя интонация его задела.

— Что ты меня все время необразованностью попрекаешь, — сказал он раздраженно. — Ты, конечно, про все эти дискурсы больше знаешь. Только я ведь тоже не дурак. Просто мои знания относятся к другой области, практической. И поэтому, кстати, они гораздо ценнее твоих.

— Как посмотреть.

— А как ни смотри. Допустим, я бы эту Камилл Палья наизусть выучил. И что бы я потом с ней делал?